$IMAGE1$ Роман "ТЕНЕТА ДЛЯ БЕЗГОЛОСЫХ ПТИЦ" Елена Сазанович написала пять лет назад, и тогда же, в 2004 году, он был опубликован в жрнале "Альтер Эго" - под названием "Заложники". Позже автор изменила название... Это - философская притча о нашей жизни и о нас, замкнувшихся в ней и отгородившихся и от жизни, и от себя самих.
Интрига закручивается, когда в ресторане встречаются выпускники Литинститута на очередную годовщину окончания альма матер. Однако в результате взрыва здание рушится, и герои оказываются в замкнутом пространстве, оказавшись заложниками ситуации. Они переосмысливают свою жизнь, которой каждый оказался не удовлетворенным. После взрыва герои находят старинный подземный лабиринт. Однако они ищут выход не только из подземного лабиринта, но и из тупиков своих судеб. И дают себе слово в случае спасения начать жизнь по-новому...
В итоге герои находят спасительный выход на поверхность, но выхода в жизни - нет. И вновь каждый идет своим путем. И каждый опять оказывается заложником - своей судьбы...
Помимо журнала "Альтер Эго" публикация также была в журнале "Пражский графоман" в прошлом году.
Сергей Муравьев
Елена Сазанович
ТЕНЕТА ДЛЯ БЕЗГОЛОСЫХ ПТИЦ
(роман)
«В конце концов, десять лет — это так мало», - подумал я, старательно застегивая свою лучшую рубашку, гладко выглаженную и еще пахнущую «морозной» свежестью, хотя уже и повидавшую виды.
— Ты что-то сказал? — ласково промурлыкала Ольга, внимательно наблюдая за мной.
Вот черт! В который раз я думаю вслух.
— Я говорю, десять лет — это так мало! — подчеркнуто громко и не менее бодро повторил я.
— Смотря для кого, — вздохнула моя жена, машинально проведя пальцами по своим впалым щекам.
— Для дерева и для писателя. Потому что и в том, и в другом - заключена сама истории. А в ее контексте — десять лет это вообще ничто, — важно изрек я, хотя не был ни деревом, ни писателем. А в контексте истории являлся лишь пустым местом.
— Для женщины это еще какой срок, — вздохнула Ольга, словно старуха.
Я внимательно посмотрел в зеркало на свою жену. Она стояла, облокотившись о дверной косяк, плавная и мягкая. Среднего роста, средней внешности, среднего ума и средних поступков. И я подумал, что она, по сути, еще совсем молода. Но этот отрадный факт ее словно угнетал. Как будто в старости она находила (и чувствовала) себя гораздо уютней. А, возможно, счастливее. Моя жена легко смирилась с годами, что далеко не каждому под силу. И я в который раз подумал, что женился на ней именно потому, что она была среднего роста, средней внешности и среднего ума. А я вот уже десяти лет настойчиво и обречено подгонял себя под ее уровень. Что мне почти удалось. И что делало меня, как ни странно, тоже счастливым.
Помню, спустя год после окончания литературного института, я встретил своего однокурсника Юрку Раскрутина. Судя по его блестящему виду, на литературном Олимпе моего друга приняли с распростертыми объятиями. Еще более довольный собой, чем когда-то в институте, румяный, круглолицый и воздушный, как заварное пирожное, он недоуменно разглядывал мою жену. Даже умудрился обмолвиться с ней парой каких-то незначительных фраз. А потом потихоньку отвел меня в сторону.
— Ей Богу, не ожидал от тебя, дружище, — как всегда суетливо затараторил он, словно боялся, что его вот-вот перебьют. — Что с тобой, Лешка? И зачем ты женился? Впрочем, все мы когда-нибудь там будем. И все же, почему ты женился на не-е-ей? (Он сознательно выделил это местоимение) Нет, ты извини, брат, я ничего против твоей жены не имею. Она, конечно, ничего. Но ведь ты всегда стремился к ярким женщинам, даже через чур ярким. И они, на зависть некоторым, отвечали тебе взаимностью. И вдруг... Почему? Что с тобой, Лешка?
Слушая его неврастенический монолог, я все больше убеждался, что поступил правильно, женившись именно на Ольге. Из двух зол я выбрал наименьшее. И оно постепенно могло перерасти в тихое, надежное счастье.
— Что у тебя в холодильнике? — внезапно перебил я Раскрутина.
— Когда? — он недоуменно на меня посмотрел.
— Да всегда. Хотя бы сегодня.
— Вообще-то, с холодильником у меня все в порядке. Он всегда полон.
Я махнул рукой. И вызывающе бросил в лицо удачливому писателю.
— Этого мало, поверь. У меня в холодильнике всегда наготове первое, второе и третье. Хотя я получаю гораздо меньше твоего. Но, заметь, всегда под рукой у меня завтрак, обед и ужин. Свежеприготовленные.
— А на полдник что? Компот? А на ночь кефир пьешь? - язвительно заметил он.
— Пью! — гордо парировал я.
— Н-да, — почесал рано лысеющий затылок Юрка. — Я бы на твоем месте пил водку.
И, чтобы не нарваться на грубости, он поспешно ретировался. Хотя грубить ему я не собирался. Потому что водку тоже пил.
За все эти десять лет Юрку я больше не встречал. Да и с заоблачного литолимпа, как ни странно, его имя тоже почему-то не звучало. И лишь вчера я услышал по телефону голос, который поначалу и не узнал. Солидный баритон приглашал меня на встречу выпускников нашего курса. Курса, который когда-то, десять лет назад, признали одним из успешных за все времена и подающим самые большие надежды. А в списке лучших из лучших я значился далеко не последним.
Поначалу я категорически решил проигнорировать приглашение Раскрутина. Хотя бы потому, что сегодня я был уже далеко не лучшим, а больших надежд и подавно не оправдал. Эти десять лет я писал один и тот же роман. И если поначалу он был задуман как легкое повествование о ловеласе, родившемся в рубашке и с золотой ложкой во рту, то вскоре быстрыми темпами стал превращаться в тяжелое произведение о неудачнике. Пока вообще не остановился. А я, наблюдая за плавными жестами своей жены, слушая ее размеренный, успокоительный голос, прикасаясь к ее мягкому, податливому телу, вновь и вновь убеждал себя, что счастлив и без этого. Просто счастлив...
И все же, слегка поразмыслив, я решился пойти на эту встречу. Прекрасно зная, что идти не стоит. Поскольку я давно не любил перемен, способных разрушить любое, даже среднестатистическое счастье.
(Полный текст романа читайте в разделе "Произведения")
